Часы показывать двадцать минут второго ночи.

- И где эта мразь? – Очень доброжелательно поинтересовалась я
- Щас будет. – Неуверенно пообещал Ляля, и уставился на входную дверь.
- Почти полвторого уже. Ночи! — Я давила на Лялю фактами, — он уже, наверное, где-то мёртвый лежит, и пахнет ногами.
- Щас будет. – Тоскливо повторил Ляля в триста сорок шестой раз, и как бы невзначай прикрыл руками голову.
- Всё, Лида. Хуй нам, а не Дед Мороз. – Озвучила мою невысказанную мысль Ершова. – Скидывай парадный зипун, убирай в сейф кокошник, отстёгивай накладные волосы и иди спать в ванную. Программа передач на сегодня окончена.

И тут в дверь позвонили.

* * *
За пять часов до описанных событий.

- Ляля! Ты деда на какое время заказал? – Юлька кидала в кипящую кастрюлю термобигуди с расстояния в два метра.
- На полпервого. – Крикнул Ляля из прихожей, где уже больше получаса примеривал перед зеркалом три одинаковых зелёных галстука, и никак не мог выбрать подходящий.
- Так в полпервого это ж не дед будет, а говно синее! – Возмутилась Юлька, и кинула бигудятиной в Лялю. – Тебе что сказали? На десять заказывай. На десять! После двенадцати деды в три раза дешевле, потому что это не деды уже, а фантомы с перегаром. Денег тебе дали на десятичасового деда, а ты, поди, рублей пятьсот оттуда пропил – вот и результат.
- Не пил я, девки! – Раненой птицей заголосил из прихожей Ляля, и мы обе тут же поняли: пил. Пил, гад. Как минимум, рублей на шестьсот-шестьсот двадцать.

Ляля жил с Юлькиной мамой вот уже пятый год, и по паспорту носил совершенно нечеловеческое имя, начинающееся со слова Иляс, и заканчивающееся чем-то похожим на Ибн Мухаммед-Бей. Потому что Иляса, вместе с магнитиками и браслетами от сглаза, привезла из Турции Юлькина мама. Вот так, да. Привезла из отпуска. При этом справедливо рассудив, что данный волосатый сувенир не надо сходу демонстрировать двум взрослым дочерям и одной несовершеннолетней внучке.
Дочери и внучка заподозрили неладное, когда заметили, что каждый вечер их мама и бабушка заворачивает в газету кастрюлю с тушеной бараниной, и уходит на улицу, сказав, что идет покормить птичек. И, поскольку дочери совершенно точно знали, что в наших широтах не водятся птички, жрущие по два килограмма баранины в день – они призвали мать к ответу. Из матери получился бы плохой партизан, потому что она не стала кривляться и вопрошать «Какие фашы докасательсфа?», и уже на первой минуте допроса выдала Лялю с потрохами: да, бараниной я кормлю сына турецкоподданного, потомка янычар, которого я привезла контрабандой из Турции, и который сейчас живёт на голубятне за углом. Он любит меня и мою баранину. Я женщина, и имею право быть счастливой. Мы с Лялей поженились позавчера. Вот кольцо, вот свидетельство о браке, а вот фото, где мы с Лялей бежим по пляжу и по загорающим жирным немцам, счастливо улыбаясь.
В общем, дочерям не оставалось ничего другого, как позволить матери быть счастливой женщиной, не пряча свое счастье от чужих глаз. Так в их доме поселился Иляс, которого домашние ласково называли Лялей. Ляля оказался вполне себе хорошим мужиком, но пьющим. Причём, пить он научился уже в Москве, пока жил на голубятне вместе с бомжами. Напиваясь, имел привычку танцевать турецкие танцы под Верку Сердючку. Вот и все недостатки Ляли. По нынешним меркам – золотой мужик, подарок судьбы. И этому подарку мы с Ершовой поручили несложное задание: заказать на Новый Год визит Деда Мороза. Для всей семьи и Юлькиной дочки Леры в частности. Бюро заказов Деда Мороза находилось в соседнем квартале, но самой Юльке отчего-то было лень туда ходить. Юлькина мама аккурат за неделю до Нового Года отбыла в срочную командировку в Испанию, и до сих пор оттуда не вернулась. А вот Ляля очень любил русскую зиму, и готов был круглосуточно штурмовать сугробы с декабря по март включительно. Потому ему была выдана приличная сумма денег на приличного Деда Мороза, которому полагалось прибыть в Юлькин дом в приличном виде и в приличное время. Ничего сложного для непьющего человека. А наш Ляля был совсем не из таких.

- Ну, спасибо тебе, папа-джан! – Юлька поклонилась Ляле в пояс, кинула в кастрюлю очередную бигудятину, промахнулась мимо, и ругнулась: — Блять!
- Такой красивый, а ругаешься. – Побранил Юльку из-за угла Ляля. – Нехорошо.
- Это я ещё без бигудей. Была б в бигудях и накрашенная – вообще отпиздила. – Похвалилась Ершова.
- А у меня есть нож. Нож, приносящий смерть и расчленение. – Филосовски и издалека поддержала я Юльку, не переставая разделывать на газете селедку. – И если твоего деда принесут в три часа ночи пьяные милиционеры – я пущу его в ход.

В прихожей хлопнула закрывающаяся входная дверь, а на зеркале остались сиротливо висеть три зеленых галстука.

* * *

- Дед Мороз! Дед Мороз! – Захлопала в ладошки Юлькина дочка, забралась на табуретку, подтянула праздничные колготки, и приготовилась прочитать Деду новогодний стих.
- Наконец-то. – Юлька поправила поролоновый лифчик, мельком посмотрела на себя в зеркало, и подошла к двери. – Ктооооо таааам?
За дверью молчали. Ребенок снова подтянул колготки. Ляля вздрогнул. Юлька откашлялась и повторила попытку придать нашей вечеринке оттенок новогодней сказки.
- А кто там такоооооооой? А это, наверное, Дедушка Мороз-Красный-Нооооооос? Который пришёл поздравить хорошую девочку Лерочку?
- Буээээээээээээ… — Послышалось из-за двери, после чего Ляля моментально протрезвел и рванул к окну, забыв, что квартира находится на шестнадцатом этаже, Юлька побелела лицом, а Лерка наивно спросила:
- Там Серый Волк?
- Там Синий Скот. – Я погладила ребёнка по головушке, и взяла её на руки: — Пойдём, детка, баиньки. Дедушка придёт к тебе завтра, обещаю.
- Не пойду! – Лерка вывернулась из моих рук, и побежала к двери. – Мама, открой!
- Лера, не надо… — Юлька не сводила глаз с Ляли, воюющего с заклеенной газетой оконной рамой, и жгла отчима лучом ненависти. – Это кто-то ошибся дверью.
- Там Дед Мороз! – Настаивал ребёнок. – И Серый Волк.
- Никого там нет! – Отчаянно крикнула Юлька, и загородила телом входную дверь. – Никого!
- Кто стучится к вам домой, с белой пышной бородооооооооооуууууууууэээээээээээ – снова стошнило кого-то за дверью, а Лерка закричала:
- Дед Мороз! Дед Мороз!
И заняла исходную позицию на табуретке.
- Открывай. – Обреченно посоветовала я Ершовой. – Не делай ещё хуже.
- Куда хуже-то, Лида? – В Юлькиных глазах плескалась паника. – Оно же щас моему ребёнку психику поломает на всю жизнь. Это ж какие деньги потом на невропатолога придется потратить, на логопеда и на врача, который по энурезам специализируется? А у меня таких денег нет!
- Открывай! – Нетерпеливо крикнула с табуретки Лерка, а я отодвинула Юльку от двери, и открыла портал в мир неведомой хуйни.
Из портала выглянула ватная борода, украшенная жеванными маслинами, горошком Бондюэль и морской капусткой. Юлька всхлипнула.
- Полночь прОбила уже, дедмороз спешит к тебе. – Раздалось из бороды, после чего на ней прибавилось капусты.
- Господи! – Искренне перекрестился на икону святой Матронушки сын турецкоподданного и потомок янычар.
- Иди-ка сюда, сука! – Не выдержала Юлька, и храбро вцепилась в неприятного вида бороду. – Где Снегурочка, мразь? Где паспорт твой? Жалобная книга где, говноед ты старый?!
- Кто стучится к вам домой с белой пышной… — Снова завела борода, и Юлька, с криком «Откуда ты это сказал?» — двумя руками заткнула бороде потенциальный рот. Судя по расширившимся на пол-лица Ершовским глазам – удачно.
- ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ! – Зарыдала на табуретке Лерка.
- Денег на невропатолога нееееееету! – Поддалась панике Ершова
- Господи! – Не успокаивался Ляля, крестясь слева направо на Леркин постер с телепузиками.
- Ребенка унесите, слабонервные люди. – Я сняла Лерку с табуретки и вручила её Ершовой. – И янычара уведи, пока он своими ритуалами демонов не вызвал.
Из портала по-прежнему торчала узорчатая борода, и нога в рваном носке.
- Иди сюда, желудочный. – Я схватилась за ногу, и попыталась втащить все остальное в квартиру. Судя по тяжести, всё остальное весило килограммов сто, не меньше.
- Джингл белс, джингл белс, джингл ол зе веееей! – Взвыла борода, на секунду замолчала, и добавила: — Валенок верните, бляди. Пятке холодно.
- Все вернем. – Пообещала я, наполовину затащив тело в квартиру. – И валенок вернём, и Аляску, и коммунизм. Но потом. А сейчас я тебя отпижжу праздничной салатницей, пырну ножом, несущим смерть и расчленение, и буду заталкивать тебе в рот бороду, пока не задохнешься.
- ВДВ не сдается! – Крикнула борода, и сделала попытку лягнуть меня ногой.
- Вэлкам, пуся, в салон Анны Павловны Шерер. – Я втащила мразь целиком в квартиру, и захлопнула портал в мир неведомой хуйни. – Тут тебе щас поиграют на клавесине и арфе, зачтут лирику Тютчева, и дадут сигару. Но для начала, конечно, отпиздят.
Борода закудахтала, и попыталась отползти в угол, но я уже яростно в нее вцепилась, и сдернула, явив миру подозрительно знакомое ебло.
- Здрасьте. – Я даже не удивилась. – Все пьешь, паскуда? Кто ж тебя в дедморозы-то взял, срань синерылую? Или это профсоюз от общества слепых? Юль, иди сюда, к тебе гости.
- Какие?! – Надрывно всхлипнула из детской Ершова. – Снегурочка, Пасхальный кролик с яйцами и блюющий олененок Бемби?
- Лучше. Серега Пышкин при всем параде. Нарядный как скаут: шуба плюшевая, носки в дырах, и борода в горошек. Парень явно в тренде.
- Так не бывает. – Юлька высунулась в прихожую, и покачала головой. – Я не верю. Это не Пышкин, а просто Человек, Очень Похожий На Пышкина. И отдаленно – на бухого в разноцветную вермишель Деда Мороза.
- Ершоооооова, ёбаный ты рооооот! – Распахнул из угла объятия Дед Мороз, — Сколько лет, сколько зим… Я у тебя переночую?
- Щас. – Юлька прикрыла за собой дверь и зашипела: — Быстро вали отсюда, обрыган нарядный. Три года уж Всевышнего благодарю за тот светлый день, когда ты ушел за пивом, и до этой минуты числился в моих надеждах как сожранный бомжами.
- Ты не права. – Посуровел Пышкин, попытался принять вертикальное положение, но только шкрябнул по полу голой пяткой, выбив искру. – Я тебя любил.
- Да ну? – Искренне восхитилась Юлька. – А пальто моё каракулевое пропил, поди, от любви неистовой? А шесть простыней со штампами «Второй городской морг» ты мне на Восьмое марта тоже подарил, любовью терзаемый? А яйцеварку в кредит по Лялиному паспорту ты нахуя ж взял?
За моей спиной скрипнула дверь, и в прихожей запахло грозой.
- Пыыыыышкин! – Плотоядно улыбнулся Ляля, и стал медленно наматывать на кулак зелёный галстук. – Яйца пришел поварить? Яйцеварки-то у нас нету, уж не обессудь. Но мы их так, по старинке, в кипяточке.
- Мама! – Заорал Пышкин, и зашкрябал по полу пятками, высекая искры и щепки.
- Мама в командировке. – Ляля улыбнулся ещё шире. – Свидетелей нет. Лида, тащи свой гарпун, приносящий добро и свежесть, или как там ты его называешь. Будем делать плов и варить яйца.
- Пустите! – Голосом Робертино Лоретти заорал Пышкин, и пополз к входной двери. – Я никому ничего не расскажу, честное слово!
- Да кто ж тебе поверит ещё? – Хмыкнула Ершова. — Режь его, Ляля. Режь крупно, кубиками.
Останки Деда Мороза молниеносно приняли стоячее положение, дернули дверную ручку, и вывалились обратно в портал неведомой хуйни, где, судя по звукам, упали в шахту лифта.
Мы немного помолчали.
- С Новым Годом, да? – Неуверенно улыбнулся Ляля
- Пойду поем колбасы. – Разрядила обстановку я.
- Мама, я описалась! – Закричала из детской Лерка
- Ниибу, где взять денег на врача-энурезника. – Подвела итог Ершова. – Но Нового Года это не отменяет. С новым счастьем!

© Мама Стифлера